РОД И ПРЕДКИ

1. О происхождении рода Вителлиев передаются мнения самые разнообразные и несхожие: одни называют его древним и знатным, другие — новым, безродным и даже темным. Все это можно было бы отнести на счет льстецов и хулителей императора Вителлин; однако суждения об этом роде были разноречивы уже гораздо раньше.
(2) Существует книжка Квинта Элогия, посвященная Квинту Вителлию, квестору божественного Августа: в ней говорится, что Вителлин происходят от Фавна, царя аборигинов, и от Вителлин, которую во многих местах чтут, как богиню, что правили они всем Лацием и что последние их отпрыски переселились от сабинов в Рим и были причислены к патрициям.
(3) Памятью об этом роде надолго осталась Вителлиева дорога от Яникула до самого моря и колония того же имени, которую они некогда взялись оборонять от эквикулов силами одного своего рода. А потом уже, когда во время самнитской войны в Апулию были посланы войска, некоторые из Вителлиев остались жить в Нуцерии, и потомство их лишь много спустя воротилось в Рим и заняло место в сенате.

2. А многие, напротив, утверждают, что род этот берет начало от вольноотпущенника; по словам Кассия Севера, а также и других, занимался этот человек починкой старой обуви, а сын его, разбогатев на распродажах и доносах, женился на доступной женщине, дочери некоего пекаря Антиоха, и стал отцом римского всадника. Однако вдаваться в эти разногласия мы не будем.
(2) Как бы то ни было, Публий Вителлин из Нуцерии, будь он из древнего рода или от низких родителей и предков, заведомо был римским всадником и управителем имений Августа; и он оставил четырех сыновей, достигших высшего звания,— все они носили одно родовое имя и различались только личными: Авл, Квинт, Публий и Луций. Авл скончался в должности консула, которую занимал вместе с Домицием, отцом императора Нерона; славился он роскошью и особенно блистал великолепием пиров. Квинт лишился звания, когда по воле Тиберия. решено было исключить и удалить из сената нежелательных лиц.
(3) Публий, приближенный Германика, был обвинителем и добился осуждения Гнея Пизона, его убийцы; потом, уже после преторства, схваченный как сообщник Сеяна и отданный под надзор брату, он вскрыл себе жилы перочинным ножичком; правда, после этого он позволил перевязать и лечить себя не столько из страха смерти, сколько из-за просьб домочадцев, однако заболел и умер, не дождавшись освобождения.
(4) Луций достиг консульства и был назначен наместником в Сирию; здесь он великим своим искусством заставил Артабана, парфянского царя, не только пойти на переговоры с ним, но даже воздать почет значкам легионов. Затем при императоре Клавдии он еще два раза был с ним консулом и один раз цензором, а во время его британского похода принимал на себя заботу о государстве. Человек он был честный и дельный, но запятнал себя любовью к вольноотпущеннице — даже слюну ее он смешивал с медом, чтобы лечить ею горло, как снадобьем, и не изредка или незаметно, а повседневно и при всех.
(5) Отличался он и удивительным искусством льстить. Гая Цезаря он первым начал почитать как бога: вернувшись из Сирии, он, чтобы приблизиться к нему, окутал голову, подошел отвернувшись и простерся на полу. Перед Клавдием, которым помыкали жены и вольноотпущенники, он также не упускал ни одного способа выслужиться: у Мессалины он попросил, как величайшей милости, позволения ее разуть и, сняв с нее правую сандалию, всегда носил ее на груди между тогой и туникой, то и дело целуя; золотые изображения Нарцисса и Палланта он почитал среди домашних ларов; и это он воскликнул, поздравляя Клавдия со столетними играми: «Желаю тебе еще не раз их праздновать!»